Черный клинок - Страница 61

- Но ведь на законах держится общество, - запротестовал Вулф. - Так, во всяком случае, нас учат в школе.

- Ну уж тут тебе, сынок, самому решать.

- И все же, отец, каково твое собственное мнение?

- Как тебе ответить? - задумался Питер Мэтисон, глядя, как конь щиплет траву, как солнечные блики играют на его атласной шкуре, когда под ней перекатываются мускулы. - Герой носит закон на поясе у бедра. Но хотя он и расчищает путь для цивилизации, она избавляется от него настолько быстро и решительно, насколько может, потому что герой отбрасывает тень, которая цивилизации кажется опасной.

И конечно же, Вулф понял, что отцу больше всего на свете хотелось быть именно таким героем.

Питер Мэтисон исчез из дома спустя примерно год после того, как он ездил на равнину спасать своего сына. Открытая Рука никогда не говорила, куда он делся, но Вулф, получив от отца письмо, все знал. Он читал и перечитывал его много раз, пока оно не начало распадаться на кусочки. А когда распалось, бережно спрятал бумажные обрывки к себе под подушку.

Всякий раз, когда Вулф просил мать рассказать об отце, Открытая Рука не оставляла просьбу сына без внимания. Если она и таила в сердце обиду, Вулф этого никогда не замечал и, что еще важнее, даже не чувствовал. Он никогда не сомневался, что она любила мужа, но одновременно с этим подозревал, что отчасти это была любовь к беспокойному духу отца и что она восприняла его уход как неизбежное явление, подобно тому, как воспринимают наступление зимы после осени. Он видел здесь, хотя и в ином контексте, аналогию с тем, как во время суровых зим, когда не хватало пищи, мать часто говорила, что на смену зиме всегда приходит весна.

Так оно и вышло той зимой, когда отец покинул их. Вулф сильно тосковал, но тосковал именно по самому отцу, а не по той напряженности, которую он создавал в доме. В комнате, где жил Питер Мэтисон, в этой святая святых, поселился Белый Лук. Под бременем прожитых лет дед передвигался медленно и тяжело, вызывая ассоциацию со старым деревянным фургоном. Он больше не делал стрелы и даже не приладил, как ни просил Вулф, оперение к тем двум стрелам, которые когда-то изготовил для внука.

Все чаще вопросы относительно деда Вулф задавал матери, потому что Белый Лук после возвращения с плайи как-то замкнулся в себе. Вулф понимал: намеченное тогда стариком не получилось или получилось, но не в полной мере. Ему так и не удалось подбить деда вновь отправиться на солончаковую равнину, хотя теперь, в отсутствие отца, это стало вполне возможным.

Открытая Рука никогда не отвечала на вопросы Вулфа о Белом Луке прямо. А на вопрос о том, почему дед не берет его с собой на плайю, сказала:

- Среди всего, что летает, разум - самое быстрое.

Размышляя над этим загадочным ответом, Вулф вспомнил, как они с Белым Луком спускались в Страну мертвых. А ведь верно: освободившись от оков бренного тела, они совершили полет туда, куда иначе не доберешься. Это был самый настоящий полет, соответствующий описаниям мистиков.

- Кажется, я понимаю, - ответил тогда Вулф. - Но почему дедушка не берет меня туда снова?

- Теперь, после размышлений, ты видишь, что твой отец нарушил связь, которая устанавливалась между тобой и Белым Луком, - пояснила Открытая Рука. - Но Белый Лук видит мир иначе, чем другие люди. Они делают шаг назад, и перед их взором открываются все возможности любой из ситуаций. Он же подобен ткачу, способному проследить извивы каждой нити в ткани даже после того, как она уже соткана.

Вулф взглянул на мать.

- Ты хочешь сказать, что дедушка считает, что случившееся должно было произойти именно так? - спросил он.

Его мать, которой красота и фатализм придавали таинственный вид, взяла его за руку.

- Наберись терпения. Позже ты сам поймешь, что тебе было предначертано судьбою, - сказала она строго и с внутренней убежденностью, как-то совсем по-мужски.

В этом и заключался преподанный Белым Луком урок, который Вулф усвоил через чувство разочарования и утраты.

* * *

Вулфу потребовалось еще семь лет, чтобы стать достаточно взрослым и решиться отправиться по следам отца. Но, разыскав его, он не узнал в нем прежнего Питера Мэтисона, и это сбило его с толку. Питер Мэтисон занимался добычей опалов в Австралии. За это время его зрение ослабло, и ему пришлось носить очки. В его волосах появилась седина - результат труда по четырнадцать часов в сутки и необходимости постоянно быть на страже и оберегать свои опалы от всевозможных охотников до чужого добра.

Он разыскал отца в Лайтнинг-Ридже - маленьком и неказистом старательском поселке, расположенном во впадине и окруженном низкими пологими холмами, поросшими деревьями с диковинными названиями: будда, бэла, леопардовое. Здесь добывались лучшие в мире черные опалы.

Вулф добрался до этого отдаленного уголка провинции Новый Южный Уэльс на грузовике, проехав на северо-запад от Сиднея почти четыреста миль, из которых последние - по дороге, покрытой черным как смола асфальтом. По прибытии он услышал в качестве своеобразного приветствия хриплый крик кукабарры, рыскавшей в поисках пищи. Позднее же, через несколько месяцев, он набрел и на ее кладку - прекрасные ослепительно-белые яйца посреди остатков старого термитника.

Поселок оказался самым что ни на есть заурядным: два магазинчика самообслуживания, мясная лавка, булочная, гостиница "Лайтнинг-риджский привал старателя", пара мотелей, контора местной газеты "Лайтнинг-Риджфлэш", три церквушки, начальная школа. Ну и, конечно же, стрелковый клуб.