- Мы идем в Хиэ Дзинзя - святилище синтоизма, - пояснила Чика, когда они, пройдя под высокими лакированными воротами "тории", начали подниматься по ступеням к храмовым зданиям. - Храм построен в 1478 году и служил для священной охраны древнего замка Эдо. С тех пор, впрочем, его неоднократно разрушали и вновь отстраивали.
Они вышли к просторному, усыпанному гравием двору между молельней - "хайден" - и зданием для жертвоприношения - "хейден".
- Эти священные сооружения построены в 1967 году, - рассказывала Чика. - Но в японской истории такие святилища традиционно уничтожали, а затем восстанавливали. Поэтому для приходящих сюда сравнительная новизна этих зданий не имеет значения.
Вулф почувствовал, что она права. Здесь, в окружении бурлящей столицы, царила безмятежная тишина, встречающаяся обычно в лесу и на вершинах гор, где она нарушается лишь шумом ветра в ветвях да редким криком дикой твари. Не то чтобы Вулф не слышал грохота транспорта или гула голосов, просто гораздо более значимыми здесь казались настраивающие на размышления звуки из храма - низкий звон колокола, призывающий духов, визг пилы храмового плотника, высокие диссонирующие ноты традиционных музыкальных инструментов. Они действовали в некотором роде наподобие каких-то линз, фокусирующих внимание слушателя и внушающих ему благоговение перед историей.
- Здесь красиво, - заметил Вулф. - Мирно.
Чика чуть-чуть улыбнулась, довольная. Но в то же время он почувствовал, что она напряжена.
- Я привела тебя сюда для встречи с одной женщиной, - сказала Чика, повернувшись к нему лицом. - Пообещай, что выслушаешь все, что она хочет сказать.
- Хорошо, - согласился Вулф, чувствуя, насколько это для нее важно, и рассудив, что терять ему все равно нечего.
Она провела его через двор к храму. По дороге он заметил поодаль два блестящих черных лимузина с шоферами в ливреях, а затем у него на глазах из пристройки храма вышла свадебная процессия.
По обеим сторонам входа в Хиэ Дзинзя стояли стеклянные емкости наподобие больших аквариумов, внутри которых сидели священные обезьяны, наряженные в одежду и очень важные. Перед одним из стеклянных сооружений Вулф заметил одинокую фигуру. Когда они подошли ближе, он увидел, что это женщина. Она повернула к ним голову задолго до того, как могла расслышать их приближающиеся шаги.
- Помни, что я говорила о "гири" - долге и верности, - сказала Чика тоном, в котором прозвучало предупреждение. - Ей я обязана хранить именно такую верность.
В этот момент Вулф узнал женщину и как бы перенесся на два десятилетия назад, в Камбоджу.
- Минако - моя мать, Вулф, - донесся до него голос Чики.
- Прошло много времени, Вулф-сан, и я рада вновь увидеть вас, - сказала Минако так, будто встретила давнего друга.
Первое, что заметил Вулф, - это то, что она ив капельки не постарела со времени их последней встречи. Более того, что ни говори, она выглядела даже лучше. Совершенно очевидно, Минако обладала даром "макура на хирума".
Она стояла, одетая по западному - черная юбка, белая блузка, золотой пояс и ожерелье, а поверх всего длинный черный плащ до щиколоток. Несмотря на строгие цвета, в линиях ее наряда проступала мягкость, определенная утонченность, символизирующая женственность. Это в сочетании с черным и белым Вулф воспринял как адресованные ему визуальные намеки. Минако выбрала такой наряд, стремясь произвести нужное впечатление, - мягкостью приглушить его воспоминания о ней как о воительнице, а черно-белым сочетанием напомнить о двойственности души всех людей, где уживаются твердость и мягкость.
- Я попросила мою дочь привести вас сюда, в Хиэ Дзинзя, - сказала Минако. - Дело в том, что я боялась, что вы склонны смотреть на меня в свете той давней войны.
"Мою дочь", - Вулф мысленно повторил эти слова.
- В конце концов, это была не ваша война, - произнес он вслух.
- Нет, наша, - возразила Минако. - По крайней мере, если иметь в виду ту войну, которой интересовались вы и Торнберг.
Вулф вспомнил о Торнберге Конраде III, просто не мог не вспомнить о нем, вновь видя перед собой Минако. Под дудку этого короля разведки плясало командование войск США во Вьетнаме на всех уровнях. Во всяком случае, тогда, во Вьетнаме, складывалось именно такое впечатление. И вот теперь Вулф оказался там, откуда все это началось более двадцати лет назад. Ему показалось отнюдь не случайным, что здесь, в точке отсчета новой для него жизни, его встретила Минако, терпеливая, как паук.
Минако и Торнберг Конрад III представились ему двумя тенями, затаившимися столь глубоко, что даже цэрэушникам, вероятно, ничего не известно об их деятельности. Он вспомнил о Шипли - "призраке" из министерства обороны, который сначала завербовал его, а потом попытался ликвидировать. Почему? Это случилось сразу после того, как он сошелся с Чикой. Может быть, Шипли работает на Торнберга Конрада III? Неужели все это - ложь, предательства, убийства, измена, совершаемая против собственной страны и вопреки логике, - объясняется личной враждой между Минако и Торнбергом, войной, которая то в одной, то в другой форме длится более двух десятилетий.
В этот момент Вулф не сомневался, что вся ложь и обман, которыми его окрутили, сплетены в один клубок.
- Это все игра со смертью? - спросил он Чику, тщетно стараясь унять дрожь. Все разворачивалось между тем настолько быстро, что его трясло. - Я стал орудием и для Торнберга, и для вас. Могу только догадываться, что он каким-то способом хотел использовать меня в борьбе против вашей матери.